Добавлено (2007-07-07, 11:31 Pm)
---------------------------------------------
Парень, который до сих пор учился легко, будто играючись, теперь чувствовал себя так, словно наткнулся на неприступную крепость, которую каждый раз надо было брать штурмом. И Олег не выдержал: наступил момент, когда он сдался и расслабился. Это было уже в восьмом классе. Парень махнул рукой на уроки, отпустил волосы, зажег сигарету и сам себе понравился. А как замечательно сидеть на “камчатке”, ни во что не вникать и выдавать шуточки, вызывая хихиканье девчонок. Впрочем, это продолжалось не очень долго. Злюка и тут его достала. Она не ругалась и не читала нотаций. Просто нехорошо прищурила свои глазищи и процедила скрипучим голосом: “Наконец ты, Шаманский, продемонстрировал нам истинное свое лицо. Я всегда знала, что ты нич-то-жест-во и ни на что иное не способен. Тебе больше была бы к лицу банановая пальма, чем школьная парта”. Другие учителя тоже пытались достучаться до сознания нерадивого ученика. Но только вот это “ничтожество” задело его за живое. Наверное, Злюка знала, что делала, ведь и у кошки есть самолюбие...
Словом, тогда Шаман, лихой парень, весельчак и остряк, впервые в жизни сжал кулаки, стиснул зубы и решил доказать этой ведьме, что она ошибается. Он дал себе слово выучить пропущенное настолько в совершенстве, что не к чему будет придраться. Вот будет беситься Злюка, ставя пятерки!
Он хорошо попотел, наверстывая упущенное, а потом шаг за шагом изучал пособия с задачами внешкольной программы. Каждая пятерка становилась настоящим триумфом. Но Злюка не была бы сама собой, если бы хоть раз похвалила старательного ученика. Однако ее кислое выражение лица уже само по себе было наградой, подстегивало еще и еще раз пережить сладкое чувство торжества. Тем более что наслаждением были и сами занятия — какая-то неуловимая, но явно присутствующая магия стройных и логических алгебраических формул и пространственное, на грани с космическим, представление в пересечении плоскостей и построении на них совершенных геометрических фигур.
...Олег пересек несколько боковых улочек (Господи, какая здесь милая, тихая провинциальность!) и вышел на центральную, в конце которой виднелось трехэтажное помещение школы. Через несколько минут он уже стоял на широкой, обсаженной липами и кленами аллее. Матерь Божья, как выросли деревья! Он помнит их совсем юными, тоненькими. Тогда сквозь молодую негустую листву свободно проникали солнечные лучи. Сейчас же густая тень средь знойного дня обещала блаженство долгожданной прохлады. Класс!
Их десятый “В” класс... Прошлым летом все собирались на первый послевыпускной юбилей. Пришло и ему приглашение, подписанное знакомым каллиграфическим почерком Мамуни — бывшей старосты класса Маруси Осадчей. Но как раз на начало июля выпадал международный симпозиум, к поездке на который он так долго готовился...
Да, он не был здесь одиннадцать лет. Вон там, у входной двери, состоялся его последний разговор со Злюкой: “Я тебя хорошо знаю, Шаманский. Ты не способен прыгнуть выше головы!”
Чертова баба! Да он только то и делал, что прыгал, как козел под деревом мудрости. Вся его жизнь превратилась в какой-то сумасшедший бег с препятствиями. И как поблескивали глаза математички, когда он спотыкался. Она не упускала ни единой возможности унизить и высмеять его, как тогда, когда получила возможность влепить четверку за четверть. А он только сильнее сжимал кулаки и стискивал зубы. И повторял, как молитву: он ей когда-нибудь покажет...
После такого марафона вступление в столичный вуз стало самым легким его испытанием за последние четыре года. Он избрал математику делом своей жизни не благодаря, а, похоже, вопреки школьной учительнице. И еще потому, что любил этот предмет, хоть и не придавал этому факту особого значения.
Шли годы, а ему все мерещилось это недоверчивое пожимание плечами: “Выше головы не прыгнешь!” И он доказывал ежедневно и ежеминутно, что способен на нечто особое. Так способный студент вырос в способного аспиранта, доцента, профессора, его научные труды принесли ему славу и признание.
Вот теперь пришло время показаться Злюке. Просто посмотреть ей в глаза. Он — всемирно известный научный работник, лауреат нескольких престижных премий... А она кто? Простая, никому не известная учительница, которая разглагольствовала о его несостоятельности. Одно непонятно: почему она так не любила тех, на кого тратила свою жизнь?
Олег вытащил накрахмаленный платок, вытер вспотевшие ладони и приоткрыл давно не крашеную деревянную калитку. Во дворе было чисто и тихо. Он постучал в такую же ветхую, как и калитка, дверь веранды и невольно вздрогнул, когда встретился взглядом со знакомыми черными глазами. Впрочем, их собственница, среднего возраста женщина, больше ничем не напоминала Злюку.
— Вы к Зое Людвиговне? — спросила она.
Потом внимательнее присмотрелась к молодому элегантному мужчине и вдруг всплеснула руками.
— Неужели это вы?! Олег Шаманский! Думаю, откуда я вас знаю. А это ведь тетя Зоя все мне вырезки с вашими фотографиями показывала. И была так рада за вас. Она всегда гордилась вами и говорила, что вы ее самый лучший ученик.
Олег скептически поднял брови: ты смотри, у Злюки тоже есть определенные слабости. К чужой славе примазаться захотела.
— Вы сегодня приехали? — не умолкала говорливая женщина.
Он молча кивнул. А потом ради вежливости поинтересовался:
— Вы ее дочь?
Очень удивился, услышав:
— Нет, племянница, тоже Зоя, кстати. Тетя была помешана на своих учениках и своей математике, наверное, поэтому и замуж не вышла — на третью большую любовь ее просто не хватило. И детей собственных нет... Заходите.
Олег прошел в небольшую комнату и остолбенел: все стены густо увешаны ученическими фотографиями, в резных рамках. Их было так много, что рябело в глазах. Но он нашел свой класс; а рядом — свой портрет, вырезанный из какого-то журнала.
Тем временем Зоя исчезла за боковой дверью, а через несколько минут вкатила коляску, на которой сидела седая и сморщенная, словно кукольная, старушка. Она посмотрела на Олега, будто сквозь него, и повернулась к Зое:
— Мы пойдем на прогулку?
— Чуть позже, тетя, — ответила женщина. Она повернулась к Олегу и объяснила извиняющимся голосом:
— У нее тяжелая форма склероза... Она никого не узнает, только меня... Я оставлю вас на несколько минут, — деликатно прикрыла за собой дверь веранды.
Олег смотрел на старую женщину, ставшую, к сожалению, только тенью его бывшей учительницы. Он чувствовал себя обманутым и в то же время справедливо наказанным: старушечьи, беспомощно дрожащие руки, отсутствие прежнего живого огонька в глазах и обычной иронии в голосе. В ее нынешнем мире он даже не существует. Нуль. Пустое место.
Так тебе и надо, великий Шаманский, прославленный оболтус! Да она же играла на тебе, на твоем самолюбии, как виртуоз на скрипке. Так ведь с тобой, гением несчастным, иначе и нельзя было!
Почему детство такое эгоистичное и слепое? Это вторая в его жизни тяжелая утрата — после смерти мамы. Что теперь будет для него стимулом, будет толкать вперед, будет заставлять работать до мерцания в глазах? И почему ему не дан шанс рассказать ей ни о своем давнем глупом гневе, ни об остром, до боли в висках, чувстве вины и благодарности?
Олег стоял столбом, не в состоянии ни проглотить тугой комок в горле, ни остановить щемящее пощипывание в глазах, ни отвести взгляд от детско-беззаботного лица.
— Добрый день, Зоя Людвиговна... — сказал он почему-то шепотом и положил ей на колени красные гвоздики...

Автор: Е.НОВА, г. Чернигов

Газета "Коммунист"